Профессии искусства

Моя профессия

Юлия Горелькова: «Знания, вкус и кругозор „не сработают“ без главного — без любви к искусству»

Светлана Гришина

Бывать в святая святых — мастерской художника, своими руками готовить экспозиции известных мастеров, открывать публике новые имена, представлять творчество земляков в столице и за рубежом… В профессиональных обязанностях искусствоведа немало того, что кажется непосвященным почти что чудом. О тонкостях этой работы рассказывает заведующая отделом современного искусства Вологодской картинной галереи Юлия Горелькова.

Юлия Анатольевна, у вас за плечами филологический факультет, а потом вы получили искусствоведческое образование. Что повлияло на выбор профессии?

В Вологодском педагогическом университете я училась на экспериментальном курсе — филология с углубленным изучением мировой художественной культуры.

Основной костяк преподавателей МХК составляли педагоги, закончившие Санкт-Петербургский институт живописи, архитектуры и скульптуры им. Репина — профессионалы высочайшего класса и преданные искусству люди. Тогда мне и стало окончательно ясно, что нужно связать свою жизнь с искусством. После учебы я работала в художественном отделе Вологодского музея-заповедника, потом заведовала Галереей на Маяковского, где предполагалось сделать музей современного искусства. И к тому моменту, когда Галерея была закрыта (в этом здании разместились фонды картинной галереи), я поняла, что мне надо учиться дальше — и выбрала факультет теории и истории искусства Академии художеств в Санкт-Петербурге. После окончания у меня был выбор: хранитель коллекции древнерусского искусства в музее-заповеднике или искусствовед в картинной галерее. Думала я недолго — буквально одну ночь. Ближе оказалась выставочная деятельность. Есть люди, которые предпочитают глубоко погружаться в одну тему, а есть те, кто не может без постоянного движения, общения, новых знакомств. Помню, как поразили меня первые выставки, которые я готовила: художник Владимир Петухов, очень скромный и мягкий человек, а потом — Владимир Кордюков, резкий и импульсивный. Я поняла, что с художниками очень непросто — они все такие разные — но зато как интересно! И вот уже несколько лет я руковожу отделом современного искусства.

С вашей точки зрения, искусствовед — в большей степени исследователь или интерпретатор?

Искусство необходимо людям прежде всего как переживание. Но сориентироваться во всем многообразии того, что видишь, порой довольно трудно, поэтому нужен какой-то медиатор, мостик между зрителем и произведением искусства — эту роль и исполняет искусствовед. Мы всегда так или иначе даем толкование творений художника или определенной темы в искусстве. Даже в том, как построена выставка — хронологически, тематически или по жанровому принципу — есть своя логика, которая ведет зрителя. Но, конечно, без предварительного научного исследования ни экспозицию не подготовить, ни экскурсию не провести.

Насколько важен для искусствоведа собственный творческий опыт?

Важны знания — без них прочитать язык искусства практически невозможно. Большое значение имеет художественная эрудиция — искусствоведы называют это насмотренностью. В академии нам внушали, что настоящими специалистами становятся только годам к пятидесяти — как раз имея в виду то, что на приобретение насмотренности требуется время. Лично я не встречала искусствоведов, которые одновременно были бы и художниками, хотя знаю, что исключения бывают. Но все-таки, наверное, это разные поля деятельности, и мне кажется, что собственный художнический опыт для искусствоведа не обязателен.

Как строится работа искусствоведа с мастерами, творящими сегодня? Как не ошибиться в оценке того, что создается у нас на глазах?

Сейчас зрителя, можно сказать, с головой накрывает огромный вал псевдоискусства, какой-то дешевой имитации. Зачастую талантливые художники, особенно молодые и неизвестные, оказываются заслонены потоком изделий дурного вкуса. Разобраться в этом очень трудно, особенно человеку неискушенному. И в художественных салонах, бывает, покупают далеко не лучшие вещи — выбирают то, что кажется красивым, а не то, что имеет художественную ценность. Я думаю, в оценке любого произведения нужно исходить из того, что настоящее искусство оказывает какое-то эмоциональное воздействие. Часто критерием может служить первое впечатление — в картине или скульптуре что-то должно задеть.

Другое дело, что зрителю не всегда понятен язык, которым говорит художник, а непонятное начинает раздражать.

Но тут нужно принять за правило такую установку: художник, создавая картину, вложил в нее свои мысли, переживания и мастерство, и это требует от зрителя встречного усилия. В 1970-е годы ЮНЕСКО проводил исследование, которое показало: вкус обычного человека отстает от развития современного искусства примерно на 70 лет. То есть далеко не всегда зритель-современник может понять то, что хочет сказать художник. Легко бросить что-нибудь вроде «это не картина, а мазня», но надо знать, какой путь прошел автор, прежде чем прийти к этой «мазне». Если после многолетних анатомических штудий он предпочел нефигуративное искусство — это его осознанный творческий выбор, а не недостаток мастерства.

Как складывается личное общение с художниками? Вы говорили о том, что все они разные…

Бывает, что после работы над выставкой мы становимся большими друзьями, продолжаем тесно общаться. А вообще художник и искусствовед находятся в одной лодке и друг без друга не могут.

Пожалуй, самый главный плюс профессии искусствоведа — возможность бывать в мастерской художника, чувствовать ту особую ауру, в которой рождается искусство. То, что предстанет перед зрителем в музее, куратор выставки всегда видит первым. И здесь от него требуется не только профессионализм, но и огромный такт. Выбор работ для экспозиции — очень щекотливый момент. Искусствовед с авторитетным именем и большим опытом работы может позволить себе и покритиковать художника — молодому специалисту это труднее. Будучи музейщиком, оцениваешь не только художественные достоинства картин — одновременно представляешь, как они будут выглядеть в пространстве выставочного зала, как будут сочетаться друг с другом. Бывает, что художник и спорит с тобой, но в итоге мы вместе находим лучший способ представить его творчество публике.

Расскажите о крупных персональных выставках, над которыми вы работали.

Очень запомнилась выставка Ивана Глазунова — работать с ним было необыкновенно интересно. Живопись у него живая, искренняя, проникнутая любовью к нашей земле. Были большие выставки Олега Пахомова, Юрия Воронова, Юрия Соломкина. Работа над ретроспективной выставкой особенно увлекает: надо показать художника на всем протяжении его творческого пути — от ранних работ, которые, как правило, есть в фондах картинной галереи, до самых свежих полотен, еще стоящих в мастерской. Наблюдая, как художник меняется во времени, видя его эволюцию, лучше чувствуешь и понимаешь его творчество.

Как определяется, чья выставка пойдет в галерее?

Региональное отделение Союза художников предлагает тех мастеров, которые в текущем году отмечают юбилей.

Есть отдельная программа членов Академии художеств — это большей частью москвичи. Тут мы исходим из общей направленности работы картинной галереи: выбираем то, что будет интересно вологодскому зрителю. В наше время сложно кого-то чем-то удивить — у многих есть возможность съездить за границу, побывать в музеях мировой известности. Поэтому мы постоянно находимся в поиске — и новых имен, и новых тем, и новых способов подачи материала. Что касается привозных персональных выставок, их «героев» мы находим самостоятельно, как и возможность привезти работы. Но бывает и так, что художники сами просят показать их творчество в Вологде — ВОКГ известна далеко за пределами области. По каждой выставке у нас издается буклет — важно, чтобы что-то осталось для истории, когда выставка закончится.

Расскажите о выездных выставках, которые вы курировали. Чем отличается строительство такой экспозиции от выставки в родных стенах?

В рамках крупного проекта «Искусство земли Вологодской» мы делали большие выставки в Музее Великой Отечественной войны на Поклонной горе в Москве и в Музее истории города в Санкт-Петербурге. Для каждого зала состав выставки подбирается разный — зависит это и от площади, и от направленности музея. Конечно, мы исходили из того, что показывать надо самое лучшее, поэтому и отбиралась классика вологодского искусства — работы Джанны Тутунджан, Владимира Корбакова, отдельными блоками показывали графику и кружево. Эти выставки прошли на ура — была большая посещаемость, люди приходили по несколько раз. А потом в Музее на Поклонной горе прошла персональная выставка Тутунджан.

Почему при всем разнообразии художественной жизни в столицах вологодская классика нашла там такой отклик?

Я задавала такой же вопрос сотрудникам музея в Страсбурге, где примерно в то же время проходила выставка вологодских художников. Оказалось, что люди настолько устали от современного искусства — актуального и непонятного, — что очень рады встрече с классической реалистической живописью: она оказывается гораздо ближе, больше им говорит.

Влияет ли профессиональное сообщество искусствоведов на современный художественный процесс?

Влияет скорее на то, что происходит в художественном пространстве конкретного музея и города — тем, какие выставки проходят, какой материал для них отбирается. Есть то, на что идут массово. Есть темы для узкого круга почитателей и знатоков, как, например, экслибрис, но и это нужно показывать, чтобы формировать вкус широкой публики. Многие выставки ориентированы на школьников — часто мы идем вслед за их спросом. Бывают выставки тематические, посвященные отдельным крупным личностям, вехам истории или определенному жанру — я, например, делала выставку «Вологодский портрет», недавнюю областную выставку, посвященную 70-летию Победы. Так мы показываем, как современное искусство откликается на события реальной жизни.

Какими качествами, на ваш взгляд, должен обладать человек, выбирающий профессию искусствоведа?

Прежде всего, глубоким знанием своего предмета и тонким художественным вкусом. Нужен аналитический склад ума и широкий кругозор — о любом произведении искусства сложно рассказывать, не ссылаясь на литературу, историю, философию. Надо быть тактичным человеком: художники — ранимые, очень чувствительные люди. Но все эти качества «не сработают» без главного — без любви к искусству.

В каких сферах человек с профессией искусствоведа может сегодня самореализоваться?

Помимо работы в художественном музее, это может быть, например, антикварное дело — к искусствоведу часто обращаются как к эксперту за оценкой и заключением. Многие находят себя в издательской деятельности. Можно заняться преподаванием или чисто научной работой. Сегодня развито такое направление, как арт-дилерство: в крупных городах работают целые PR-агентства по продвижению художников, хотя тут есть и минус — зачастую продвигают не особенно талантливых.

В целом, мне кажется, наша профессия престижна, даже, можно сказать, элитарна: разбираться в искусстве — тоже своего рода искусство, которое не каждому дано. Возможность общаться с самыми разными художниками, видеть мир, бывать в знаменитых музеях — для человека, неравнодушного к прекрасному, это настоящее счастье.

Читайте также:

Александр Султаншин: «Без музыки и творчества я себя не мыслю» («Сфера», лето 2015)

Сергей Соловьёв: «Сцена меня не отпускает» («Сфера», лето 2015)

Иван Федышин: «Главная заповедь реставратора — не навреди» («Сфера», весна 2015)